Предисловие

Представляя вам необычную рукопись капитана Картера, я позволю себе предпослать ей несколько слов, посвященных этой замечательной личности.

Мое первое воспоминание о капитане Картере относится к немногим месяцам, проведенным им в доме моего отца в Вирджинии перед началом гражданской войны. Я был тогда пятилетним ребенком, но хорошо помню высокого, смуглого, безбородого человека атлетического сложения, которого я звал дядей Джоном.

Он был скор на улыбку. В детские игры он вступал с тем же добродушным весельем, с каким принимал участие в развлечениях общества взрослых мужчин и дам. Он мог целыми часами сидеть с моей старой бабушкой, занимая ее рассказами о своих необыкновенных похождениях во всех частях света.

Мы все его любили, а наши слуги просто боготворили его.

Он был воплощением мужской красоты. Ростом шесть футов и два дюйма, широкоплечий и узкобедрый, с осанкой тренированного спортсмена. Резкие черты лица отличались чрезвычайной правильностью. Его коротко стриженые волосы были черными, стальные глаза были полны огня и решительности, в них отражался его сильный и прямой характер.

Манеры капитана Картера были безукоризненны, и он отличался изяществом, типичным для настоящих джентльменов с юга.

Его умение ездить верхом было настоящим чудом и вызывало восторг даже в этой стране великолепных наездников. Я часто слышал, как мой отец призывал его к осторожности, но дядя Джон в ответ только смеялся, говоря, что не родилась еще та лошадь, со спины которой он упадет и разобьется.

Когда началась война он покинул нас, и в течение пятнадцати или шестнадцати лет я не видел его. Он вернулся внезапно, и я с удивлением заметил, что он почти не постарел и не изменился внешне. В обществе он был таким же веселым, жизнерадостным товарищем, каким мы его знали раньше. Но я не раз тайком наблюдал, как, оставшись один, капитан Картер часами сидел, устремив взгляд в пространство, а лицо его выражало тоску и безграничное горе. Порой он просиживал ночи напролет, устремив взор в небеса. Лишь несколько лет спустя я узнал причину подобного поведения.

Он рассказал нам, что после войны занимался изысканиями и разработкой копей в Аризоне. Что он проделал это с успехом, было видно по неограниченному состоянию, которое он имел. О подробностях своей жизни за этот промежуток времени он говорил очень сдержанно, вернее, совсем не желал говорить.

Он прожил с нами приблизительно год и отправился потом в Нью-Йорк; там он приобрел небольшой клочок земли на Гудзоне, где я навещал его раз в год во время моих посещений нью-йоркского рынка — мой отец и я в это время имели целый ряд небольших магазинов в Вирджинии. Капитан Картер владел маленьким, но красивым коттеджем, расположенным на возвышенности, с хорошим видом на реку. Во время одного из моих посещений я заметил, что дядя Джон с увлечением что-то пишет, как я теперь полагаю, он был занят этой самой рукописью.

Тогда же он сказал мне, что если с ним произойдет какое-нибудь несчастье, именно я должен буду распорядиться его имуществом. Он дал мне ключ от несгораемого шкафа в его кабинете, где я найду завещание и некоторые указания, которые он просил меня выполнить с абсолютной точностью.

В тот день, отправляясь спать, я видел из своего окна, как он стоял на небольшом холме, освещенный лунным светом, с простертыми к небу руками. Мне показалось, что он молился, хотя я никогда не считал его религиозным.

Несколько месяцев спустя, первого марта 1886 г. я получил от него телеграмму с просьбой немедленно приехать. Хотя он хорошо относился ко всем членам нашей семьи, я всегда был его истинным любимцем; немудрено, что я поспешил исполнить просьбу.

Утром 4 марта я прибыл на маленькую станцию, расположенную на расстоянии одной мили от его поместья. Когда я попросил лакея отвезти меня к капитану Картеру, он сообщил мне печальную весть, что сегодня ранним утром сторож соседнего имения нашел капитана мертвым.

Надо сказать, что эта весть не очень поразила меня, но я поспешил в его поместье, чтобы позаботиться о похоронах.

В его маленьком кабинете я увидел сторожа, полицию и нескольких незнакомых мне человек. Сторож подробно рассказывал, как он нашел тело, которое еще не успело остыть. Капитан лежал на снегу, с руками, вытянутыми над головой. Когда сторож показал где именно это было, меня озарила мысль, что это то самое место, где я видел его ночью с простертыми к небу руками.

На теле не было следов насилия и, с помощью местного врача, следователь быстро установил, что смерть последовала от разрыва сердца. Оставшись один в кабинете, я открыл несгораемый шкаф и извлек содержимое того ящика, в котором должен был найти инструкции. Они были довольно странные, но я постарался выполнить их во всех подробностях.

Капитан Картер просил, чтобы я перевез, не бальзамируя, его тело в Вирджинию и положил в открытом гробу в склеп, который он сам выстроил и который, как я узнал позже, был снабжен хорошей вентиляцией. Согласно его распоряжению, я должен был сам проследить, чтоб все было сделано так, как он хотел, и сохранено в тайне.

По завещанию в течение двадцати лет мне причитался весь доход с поместья, а потом состояние переходило ко мне целиком. Дальнейшие распоряжения касались этой рукописи, которую я не должен был распечатывать и читать одиннадцать лет. Огласть же ее я имел право только через двадцать один год после его смерти.

Гробница, в которой лежало его тело, имела массивную дверь, которая запиралась огромным позолоченным пружинным замком, отпиравшимся только изнутри.

Искренне преданный Эдгар БЕРРОУЗ